Радость моя, вселенская боль моя, смех мой надтреснутый и неживой
Это все ты, это все мы, это не схватка, это сразу проигранный бой,
Это рана под сердцем, что-то среднее между выстрелом и ножевой.
Я хочу плакать и биться в тоске, как зверь, как в запястьях пульс.
Все отдала бы, чтобы сказать, чтобы тебе, чтобы не вздумалось убежать.
Ты - бледная волчья луна, я - жалкая псина, трусливая шавка, и пусть.
Мне нечего дать тебе, ведь в ладонях твоих распята усталая моя душа.
Оставь ее, ладно, хоть капельку сбереги то, что во мне не умело жить,
То, что дышало только лишь по тебе и скулило в твою лишь честь.
Я не хотела быть смелой и сильной, я страшно боялась намеренной лжи,
Я могла спать лишь на твой твердом горячем родном плече.
И что мне осталось теперь, когда я нема снаружи, мертва внутри?
Зачем мне хранить мое личное кладбище, поезд в один конец?
Старую куклу в выцветшем платье за пару центов сняли давно с витрины
И рассказали, что она серый пепел и ее больше не будет, нет.
Я хочу вдруг оглянуться назад и увидеть былую и в чем-то живую себя,
Твой звонкий смех, легкость волос, наивную веру, пальцы на пальцах.
Маленькой кукле пора принять испытанный временем яд,
Чтобы больше не смела ни верить, ни просыпаться.